В иностранных фильмах я обычно обращаю внимание на перевод названия. Скажем, сериал «Lost» в нашем прокате называется «Остаться в живых». Может это и неплохо, но авторы названием что-то хотели сказать! «Киноманию» автор назвал «Фликер». Фликер, как заботливо подсказывает сноска – это субъективное восприятие человеком колебаний искусственного освещения, а на сленге– кинофильм. В книге же фликер – это мерцание света: черное-белое; картинка-пустота. Дуализм света и тьмы. На этом дуализме и строится сюжет. Или может не строится? Эта книга – очень хитрая поделка. Как один из ее персонажей прячет фильм в фильме, так Рошак прячет истории в истории. Жаль, неизвестно: многое ли из того, что есть во «Фликере»-«Киномании» ускользнуло от моего взора? читать дальше
«Киномания» складывается из истории о простоватом парне Джонатане Гейтсе, оказавшимся по уши в кинофильмах, и посвятившем жизнь исследованию творчества забытого немецкого режиссера Макса Касла; Макса Касла, чья биография раскрывается по мере того, как Джонни проводит свое исследование; альбигойцев, в религию которых необходимо погрузиться, если хочешь понять, что хотел донести до мира Касл; и… нет, говорить «историю кино» - слишком претенциозно, скажу так: многое из истории о становлении кино, отношении к нему, о самых крутых и самых ужасных режиссерах, фильмах и актерах (преимущественно американских).
Всё начинается с прихода Джонатана Гейтса в кино: и как в искусство, и в прямом смысле - в андерграундный кинотеатр «Классик», что дало ему возможность начать отношения с Клариссой Свон (Клэр), которая становится его кино-ментором. Неофит-Джонни, болван и неуч, обладает хорошей памятью и умеет подстраиваться под Клэр, поэтому многое запоминает, нарабатывает базу, но сам не умеет ни искать информацию, ни обобщать ее, ни делать выводы. Даже его бакалаврскую диссертацию пишет по сути Клэр.
А диссертация конечно о фильмах Макса Касла. Начавший работать в 20-е годы в Германии, впоследствии режиссер перебирается в Штаты. Найденный фильм немецкого периода «Иуда в каждом из нас» не оставляет равнодушными ни Клэр, ни Джонни. Но если Клэр считает, что фильм снят прекрасно, но его (как потом она будет говорить и обо всем творческом наследии Касла) лучше сжечь, то Джонни чувствует, что в отличие от Клэр он (впервые) увидел в фильме нечто, недоступное ее пониманию. Проник глубже в его сущность, хотя сам не понимает, что же он там ощутил-нащупал.
Если говорить словами персонажей книги, то просмотр касловского «Иуды» оставляет ощущение внутренней нечистоты, в духовном, практически экзистенциальном понимании. Некоей нечестивости, которая, как следует из названия, живет в каждом из нас. В этих же эпизодах звучит впервые фраза о том, что это фильм, который способен навсегда отвадить от секса.
Американские фильмы Касла – это большей частью низкопробные ужастики о вампирах, зомби и прочей нечести, призванные пугать (хотя какое там пугалово в фильмах, выхолощенных цензурой того времени?), но они оставляют поистине жуткое, гнетущее впечатление, так, глядя пустой фильм «Удар Потрошителя», герои сидят «втянув шею и обхватив себя руками», им зябко: Касл наводнил фильм туманом, сделав фильм «исследованием тумана средствами кино», кажется, что «туман просачивается сквозь материю экрана, пронизывает воздух в зале, оставляет липкий налет на коже … в нем чувствовалось что-то угрожающее … зловещее. Он был отравлен жаждой крови».
Недогадливость Джонотана, его неспешность в исследованиях, заставляют задуматься о роли судьбы в этой книге. Так, практически всю информацию для своей работы Джон получает случайно или благодаря Клэр. Например: в «Классик» заехал на просмотр карлик по фамилии Липски. Клэр поняла, что это легендарный оператор Зип Липски, благодаря ей герои получили возможность посмотреть коллекцию полных, без купюр, фильмов Касла, обогатились обрывочными сведениями о нем, о сиротках бури, узнали термин «фликер», увидели саллиранд: прибор, позволяющий видеть скрытое. И за последующие примерно 15 лет Джон ни разу ни к кому не обратился с вопросом, можно ли воссоздать такой прибор? А ведь он не затворник. В общем, автору нужен податливый, подверженный влиянию из вне и при этом не слишком умный главный герой.
Исследования и судьба приводят Джона к необходимости изучения катаров, одним из которых был и Касл. Джон узнает, что катарские приюты «Сиротки бури» растили работников для кино с определенными целями, что фишки, которые использовал Касл, применяли и другие сироты, что их деятельность продолжается и по сей день. А главное – он начинает понимать, что то туманное ощущение, что в касловских фильмах нечто большее, чем желание вызвать страх – это не ошибка. Истинная цель этого кино продиктована верностью церкви альбигойцев, ее Плану, и пусть Касла считают отступником, это все от непонимания приземленными служителями культа человека-творца, гения, который даже священные символы использует как метафоры и продвигает главную идею своей церкви в массы. Так, постепенно исследование творчества Касла подводит главного героя к грандиозному катарскому замыслу относительно рода человеческого.
Одновременно автор заставляет Джона стать свидетелем процесса превращения «элитарного искусства под названием «кинематограф» в народное искусство кино». Процесс упрощения фильмов, ориентации кино на молодежную аудиторию, с одновременным ослаблением цензуры, когда становится возможным показывать секс, насилие, пошлость, грязь. Поневоле вспоминается "Смерть за стеклом" Бена Элтона: "От Гомера до "Любопытного Тома" всего два с половиной тысячелетия. Славный путь, вы согласны?" Но автор показывает эту деградацию и кинематографа и зрителя не просто так, это не просто сожаление об ушедшей эпохе умных фильмов и умного зрителя, это необходимая часть сюжета, органично и жестко вписанная в сюжет.
Посредством изысканий Джонотана Рошак доносит до читателя идею о бездетности, ибо рожать деток - «кормить дьявола». Идею о «тенденции уменьшения объема внимания» у капиталистической части общества, которое в итоге приведет ее в итоге к вырождению, после чего власть перейдет к пролетариату. Показывает гениального режиссера-ребенка (конечно же сиротку бури), который, снимая в новых, безцензурных условиях, не прячет как Касл свои послания, а напрямую сообщает обществу какое оно мерзкое, зажравшееся, тупеющее и не заслуживающее жизни.
И все эти рассказы, встречи, фильмы, люди не просто так, не для красного словца, не оборванные сюжетные ходы, а части целого, складывающиеся в единый рисунок. И вот это сплетение линий, отсутствие обрывов, связывание в единое полотно совершенно разных людей, не просто безмерно радует. В какой-то момент начинаешь каждую встречу Джонни, разговор, фильм считать кусочком пазла и искать ему место в общей картине, размышлять и оценивать, что хочется делать далеко не во всякой и чисто детективной истории.
В итоге нас приводят к грандиозному заговору рассчитанному на несчетное количество лет. Ставке на кино, сделанной еще в средневековье, в надежде, что именно движущиеся картинки когда-нибудь смогут влиять на умы человечества, внедряться в сознание, программировать людей. И эта теория заговора подана так, что ее кушаешь и облизываешься, веришь практически безоговорочно. И только то, что сама я смотрю кино одним глазом, под вышивку или вязание, не давало мне окончательно провалиться в мир книги и поверить в этот комплот.
Автор великолепен. Смешать детектив, множество сведений по истории кино, катарской церкви (или ереси, это уж кому как нравится), великолепный заговор во спасение человечества, свести разные исследования героев книги и старания катаров к внедрению нежелания жить (и желания размножаться), «твиттеризации мышления» (еще до создания Twitter'а), деградации человечества так, что в это веришь, и при этом не налажать, не передержать, сделать практически идеальную историю – это надо уметь. «Почти» потому, что вкусы у всех таки разные. Кому-то не понравится сама идея, кому-то темп книги (который то залихватски бросается в галоп, то тащится как древний мерин, что на мой взгляд оправдано извивами повествования), кого-то не устроит что-то еще. Что касается меня, то я была захвачена более чем, страдая только от нехватки времени, чтобы параллельно чтению смотреть те фильмы, которые в книге упоминаются как.
Книга населена противоречивыми, настоящими, живыми персонажами, о судьбах которых переживаешь, которым сочувствуешь и на которых злишься.
И еще. Только лежащее уж совсем на поверхности (глубокие изыски – это не ко мне, увы), в начале и в конце: 1) Джонотан упоминает, что родился под «Унесенных ветром», цитатой из этого фильма и заканчивается его рассказ; 2) увлекся кинематографом Джонатан из-за сексуальных фантазий, под воздействием кино практически стал импотентом; 3) в начале автор упоминает Платона, который «имел ввиду что-то вроде кино, когда приводил свою знаменитую аллегорию с пещерой»: весь мир – темный зрительный зал, а люди – зрители, завороженно наблюдают «за шествием теней по стене пещеры», почти двадцатилетние исследования Джонни приводят его не то что к средневековому кино, а к флип-артам – примитивной мультипликации манихейцев, предпоследняя глава книги называется «Студия «Каменный век»» и в конце своего рассказа Джонотан смотрит кино именно в пещере.
По мне, дать в самом начале читателю подсказки-крючочки-зацепочки, о которых он на протяжении почти девятисот страниц книги благополучно может (должен?) забыть и так обыграть их приближаясь к финалу – это просто гениально.
Так почему же «Фликер» и что под ним подразумевает автор? Вряд ли физическое свойство глаза. Вероятно – сам фильм, ведь всю эту историю можно, да что там(!) практически видишь как многочасовой захватывающий фильм (почему-то с Джонни Деппом времен «Тайного окна» в роли Джонни Гейтса). Да и морочит нам головы, затягивая в себя, занимая наши головы, непосредственно фильм. Или все-таки изобретенное самим автором значение термина как мерцания, дуализма света и тени, видимого и невидимого изображения, которое и превращает фильм в зрительный аналог дудочки Крысолова?
Решайте сами. Но «Киномания» книге на мой взгляд решительно не подходит. Она заслуживает авторского, отражающего ее сущность названия.