Главное: я не могу уложить в голове основополагающую идею, на которой строится эта антиутопия. Разборка. Расчленение человека на органы при том, что каждый из этих органов сохраняет… Что? Сознание? Наверное да. Разборка – это не смерть, это продолжение жизни в ином состоянии. Посмертие? Не фига подобного! Жизнь! Жизнь-жизнь, уверяет нас общество, в которое мы попадаем в «Беглецах». Вот именно этот факт, что ты продолжаешь жить, и не укладывается в мое сознание. Ну никак и хоть ты тресни. И это непринятие основы мира о котором читаешь, сразу добавляет пару минусов всей книге, несмотря на то, что достоинства у нее имеются.
Отдельно представляю, как пересадят тебе скажем, ногу бегуна, а ты сам-то – не такой, и будет одна твоя нога периодически рваться вперед, а вторая – родная, тормозить, спотыкаться, и будешь ты падать и проклинать того неизвестного парня, чья плоть никак не желает полностью становиться твоей, да и не может. Или кусок мозга с памятью, скажем, об изнасиловании, и будешь воровать, или просыпаться ночью от ужаса, ибо. А еще веселее, если человеку одной сексуальной ориентации достанется та часть тела, которая отвечает за влечение к полу и будет ее привлекать, ну вы поняли.

Мы видим страну, в которой победило право на жизнь. Аборты запрещены, и… нет, скорее «но». Но ничего не говорится о контрацепции! Предохраняться то можно или нет? Потому что если можно, то уж слишком большого переизбытка – как показано в книге – детей быть, на мой взгляд, не должно. Если же нет – тогда хотя бы укладывается, почему родители отдают своих детей на разборку.
Вот такой случай, конечно укладывается в любую схему:
Родители развелись и стали делить имущество, к которому, видимо, причислили и его. Между ними произошла эпическая битва, и спустя два с половиной года после развода судебная тяжба все еще продолжается. Единственным итогом затянувшейся войны стало соглашение о том, что каждый из родителей предпочел бы видеть сына в заготовительном лагере, нежели поступиться правом быть его опекуном.
Кстати, в такое решение, при определенных составляющих, я верю спасибо практике в судах и спорам о разделе имущества, котов, собак и детей.

В семье главного героя всего двое детишек: он и его младший брат, причем оба родные, родители живут мирно. Тем не менее, пубертат, сложный мальчик и родители, хоть и переживая, подписывают согласие на разборку старшенького – тоже непонятно: мать семейства не беременела по состоянию или предохранялась (или может они сексом занимались, только когда очередного ребенка хотели).
А в другой семье 10 человек детей, но чуть ли не половина – приемные или подброшенные.
Так что к однозначному выводу о возможности контрацепции я не пришла.

О, идея с подброшенными детьми прекрасна! Узаконить, что подброшенный ребенок должен воспитываться теми, кому подбросили, если вы не поймали подбрасывателя(-льницу) у себя на крыльце – ну прекрасно же! Кстати, а в детский дом такого ребенка сдать нельзя? Или можно?
Детдома, кстати, переполнены.

Но вернемся к праву на жизнь. Разборка это право не нарушает, как мы уже поняли, или не поняли, а запомнили. На разборку детей отдают законные представители, причем воспользоваться этим правом они могут в строго определенный период: когда ребенку уже есть 13, но еще нет 18. Замечательное же решение! Органы еще здоровые, период у подростков сложный, как раз время, когда родителям проще принять такое решение, а при правильной пропаганде – даже самые заботливые, имея штук пять детишек, вполне себе отдадут старшенького (старшеньких) на нужды общества, если они хоть чихнут не там и не так. (а пропаганда, кстати, хоть и не упоминается, но явно на уровне:
«—Мне кажется, разборка — это не так уж и плохо, — говорит он. — Просто я сам туда не хочу».
Но вот чего не понимаю: как органы детей в таком возрасте, подходят взрослым тетям-дядям? Или наоборот, малышам? Ну как пересадить трехлетке легкое 13-летнего? Не понимаю.

Но если не задаваться этими вопросами, то получится (а в остальном и при них получается) связная, бодро читающаяся история о подростках: с приключениями, переживаниями, юношескими загонами и их преодолением и прочими радостями и «радостями» тинейджерства, не глубокими, но все-таки размышлениями о правах, обязанностях, выборе – для подростков вполне подходит. читать дальше
Я верила и в героев, и в их поступки. Дети довольно разумны для своего возраста, но и тупят, и дерутся – в общем, подростки как они есть. Изменения, быстрое взросление – как итог того, в какой ситуации они оказались тоже описаны хорошо. Персонажи разные: характеры, речь, особенности – на уровне.
Тайная сеть переправок для спасения детишек и знание властей о коммуне беглецов тоже вопросов не вызывают.
Переживать правда, получалось не очень: заранее было ощущение, что все кончится хорошо, а в такой ситуации переживается плохо. Зато было интересно наблюдать, как переполненный адреналином и привыкший сначала делать, а уж потом думать мальчик постепенно начинает учиться останавливаться, размышлять о действиях и их последствиях.

История религиозного фанатизма – дети, с рождения посвященные в жертву, это просто прекрасно, но вот тут я опять верить перестаю: родители, в обществе, созданном автором, вполне могут посвятить ребенка в жертву – это без вопросов. Но вот как ребенок, не оторванный от общества, посещающий обычную школу, играющий с обычными детьми – т.е. полностью вовлеченный в повседневность, сохраняет чувство своей избранности и готов к принесению себя в жертву – вот в такую степень промывки мозгов я верю с трудом, а таких детей описано много. Зато очень понравилось описания процесса смывания розового цвета с очков жертвенности и последствия осознания как тебя жестоко н*… простите, обманули.
Так что в целом, скорее положительное впечатление, для целевой аудитории – вполне себе хорошая вещь, особенно когда читаешь после совершенно бредовой «Пятой волны».

А вот не в тему рецензии, но момент, который меня выбесил просто до крайности:
руку.
— Закон требует, чтобы ты оставался в сознании на протяжении всей операции. Ты имеешь право знать, что с тобой будут делать, шаг за шагом.
— А что, если я не хочу этого знать?
— Придется, — говорит один из ассистентов, растирая ноги Роланда специальной медицинской щеткой. — Каждый донор обязан это знать.

Оцените: сперва мальчику говорят, что он имеет право знать, потом – что обязан. Я передать не могу насколько это мерзко. От права можно отказаться, от обязанности – нельзя. Ты лежишь на столе, ты можешь закрыть глаза и не смотреть как исчезают твои ноги, роются в твоих кишках, но если ты не можешь отказаться от того, что тебе сообщают каждую манипуляцию (сейчас мы изъяли твой желудок) – это должно считаться жестоким даже по меркам общества, где разборка – обычная ситуация.