Это же надо! Попалась книжка про хороший такой кусок моего личного самоощущения. Может ли такое быть, что при совершеннейшей разнице культурных кодов, образа жизни, образования и прочего, и прочего, понимаешь главную героиню как себя? Раздваиваешься там же, где и она? Оказывается - вполне себе.

Внутренний мир пустоты. Пустоты такой всеохватывающей, что МэриМари не может увидеть себя со стороны. Невидима самой собой – только представьте себе, насколько несуществующей чувствует себя эта женщина. Это высший, чемпионский уровень неверия в себя, уровень, на котором никакие успехи не дарят ощущения собственной значимости, когда, глядя на сделанную работу, думаешь: «кто это сделал так классно? Я бы так не смогла!» - а это твоя собственная работа.

«Я по-прежнему всякий раз изумлялась, видя собственные тексты в отпечатанном номере. Откуда у авторши такая уверенность? Что это за журналистка, не ведающая ни малейших сомнений — в отличие от меня, вечно во всем сомневающейся?»

Это само(не)ощущение, в котором только ждешь, когда выберут тебя, не решаясь, нет, не думая даже о праве выбрать самой. Когда другой (и другие) нужны, чтобы просто почувствовать свое существование, проявиться на фоне.

«человек, лишенный себя самого, нуждается в другом человеке».

Но при этом – эти другой/другие должны быть достаточно самостоятельны и эгоистичны, чтобы не иметь даже желания подойти слишком близко. Насколько надо быть затравленной, чтобы каждый подходящий воспринимался как враг?

«всякий, кто подступил к тебе слишком близко — захватчик, пришедший разорять и уничтожать».

Ёмкое название книги: «Я, которой не было». Кто это «я»? Мэри, которую видит Мари (или наоборот)? Или та МэриМари, которая не существует для самой себя? Кого не было на самом деле? Или может, были обе?

Девочка, девушка, женщина закрывает глаза и видит не-себя – почти такую же, но чуть-чуть иную. Кардинальное различие только одно: в момент, когда одна убила, другая не смогла. Но вот что значимо: жизнь мучительна у обеих. Так что же? Одно ли решение влияет на жизнь, особенно когда оно направлено вовне, на другого человека? Нет, нет и нет. МэриМари проходит путь почти в жизнь длиной, прежде чем задуматься: а может ли она начать существовать сама для себя, в своих собственных глазах и мыслях?

Название книги. Оно то ли подсказка, то ли обманка, оно намекает, запутывает - загадка, которую тщишься разгадать, вглядываясь в текст и в тишину междустрочий. «Я, которой не было». Если речь о том, что Мэри (Мари) рассматривает не существовавшую Мари (Мэри) – то куда потом пропадет та из них, которой не было… и нет? и не будет? Если речь о том, что не существует единственная МэриМари, то в названии другая интрига: ее не было. Так может - появится? Или ее не будет и дальше?

Рваный ритм, разговоры и письма, которых не было, смена рассказчицы: не всегда понимаешь, кто сейчас рассказывает свою историю – Мэри или Мари, флэшбеки в разные периоды прошлого – кадриль отрезков времени. Одна единственная точная цифра: 18 лет – возраст, в котором встретились герои, все остальное – около и примерно, даже срок заключения – то ли 6, то ли 7 лет, хотя, казалась бы, этот период должен быть точным. Рассказы от имени других персонажей. Минимум диалогов. Воспоминания, письма, недомолвки, тишина. Все это запутывает, усложняет, заставляет возвращаться к уже прочитанному. Переосмысливать то, о чем уже сложилось мнение.

Выверенные фразы, лаконичный, четкий, не сентиментальный стиль написания, при этом – красивый литературный язык, без сухости. Наслаждение от процесса чтения.

Насколько я поняла (хеллоу, вики!), точное описание афазии – что говорит о тщательном подходе автора к произведению, о вдумчивости при работе над ним.

В романе 38 глав и названия 18 из них содержат слово «возможное», т.е. больше половины книги о том, что могло бы быть, но не произошло. И это небывшее возможное одновременно дополняет образы героев и рождает новые вопросы. Люди, кто же вы? Как вы живете? Что в вашей жизни есть счастливого и радостного? У вас есть ваш бильярдный клуб «Будущее». Бильярдный клуб, ни один из членов которого не играет в бильярд. Клуб с говорящим названием «будущее»: все его члены ждут будущего. Которое никогда не наступает. А что в их настоящем? Существуют ли они в нем? Кто эти, без сомнения, умные люди, живут ли они?

Кто же ты, МэриМари? Ты, та, которой нет? Родишься ли ты? Появишься ли, начнешь ли жить?
Ах, стойте… Она разве не живет? Нет…
«Летаю. И мучаюсь оттого, что не умею летать» - говорит один из героев книги. «Не могу жить» - говорит МэриМари.

Не могу жить – вдумайтесь, как это страшно! Просыпаться и засыпать, выбирать обои или куда поехать в отпуск, делать карьеру и петь с друзьями песни на празднике – и при всем этом: не жить. Та, которая не видит себя сама, жить не может. Накатанная колея, «все как у людей» - по шаблону, по образцу, миллиарды привычных телодвижений, слов, логических выводов и даже эмоциональных реакций, но при этом - не жизнь.
И в этом плане как точно выбрано заболевание МэриМари: потеря возможности говорить. Внешняя немота заставляет – как ни бейся, как ни убегай – рано или поздно взглянуть на себя. Внутрь. В пустоту. И… нет, не возникает необходимость найти себя, проявиться для самой себя, и даже не появляется потребность сделать это, но просто оказываешься на дороге, с которой нельзя сойти, хотя вполне можно остановиться и дожить не живя.

В книге кратко, но емко о прощении: как об отсутствующей функции; в сравнении с помилованием; рассуждения о природе и последствиях прощения. Кажется, что это не главная тема книги, сколько там – этих пассажей о прощении: раз-два и обчелся. Но в итоге оказывается, что это возможно самое важное. Простить. Другого или себя. Простить, чтобы простили тебя.
И очень хорошая мысль: «Это вне власти человека — взять и простить. Способность прощать — благодать, быть может, единственная сущая на свете».
Я не умею прощать – т.е. совершать некое осмысленное действие с необходимым результатом, именно поэтому мне интересно: как это?
Прощать – этому не помогли ни разные семинары, ни книги, ни индивидуальная работа с психологом. Просто в один момент – спустя неделю, или 10 лет - ты думаешь о своей обиде и обидчике и не чувствуешь ни желания отомстить, ни надежды, что он испытает не меньшую боль, чем причинил. И как-то очень тепло от того, что так похожая на меня МэриМари думает о прощении то же, что и я сама.

Особое - и огромное - спасибо автору за то, что в книгу о поиске собственного я, она вложила хороший текст о торговле людьми: сексуальном рабстве. Спасибо за то, что этот текст не перегружает книгу, не перекашивает ее, а органично вливается в вязь повествования, играя в нем важную роль. Нет, речь будет не о тех проститутках, которые выбрали эту профессию самостоятельно, добровольно, имея реальный выбор, речь о тех, кто вынужден, принужден продавать себя.

«Он купил человека только потому, что тот продавался» - переложенная формула «предложение формирует спрос» здесь мерзкая, унижающая не столько того, кто продается, сколько того, кто покупает. Бесконечность человеческой низости прорывающаяся сквозь пресловутую пленку цивилизованности.
Проститутки Аксельссон жалки, от них хочется отойти подальше, да что там – МэриМари тошнит от вида одной из них. Но при этом к ним чувствуешь жалость. Всепроникающую жалость к несчастным неживущим созданиям.

Вообще, это автор, который умеет в нескольких словах рассказать очень многое. Как вы ведете себя на публике? На работе, например? Там нет места естественности, там царят законы социума - в т.ч. неписаные, сложившиеся из обычая. Кажется, что это нормально: просто правила поведения, о них чаще всего даже не задумываешься. Дела должны быть всегда хорошо, в крайнем случае - нормально, на губах улыбка, семья за кадром и… - дальше каждый может продолжить сам. «Естественным выходом» называет Аксельссон это социальное вранье. Естественный выход, благодаря которому вполне себе конкретный некто «потихоньку превращается в штамп, в человека, вся жизнь и личность которого укладывается в готовую формулировку из нескольких слов». Почувствовали себя плоской фразой?

Эта короткая и, я бы сказала, мягкая формулировка вызывает страх: ведь так и есть. Это действительно мир, в котором «не принято обнажать свои раны, где о горе полагается говорить понизив голос и отводя глаза». Горе и восторг мы готовы видеть на экране или на сцене. В жизни - это слишком сильные эмоции, на которые надо как-то реагировать, или стыдливо отводить глаза, не замечая неудобное явление. И вот - множество усредненных штамповок, подогнанных под прокрустово ложе общепринятого, ходит, дышит, живет.

И таких кратких и точных определений в книге множество. О политике, о людях, о современном обществе. Писать о каждой - сам отзыв превратится в лоскутное одеяло цитат и образов, которые они рождают. Но самое главное: если вы будете читать книгу, вы увидите людей, счастливых социально одобряемым счастьем, людей, обрекших себя на постоянную пытку потери собственного я. Мне кажется, об этом стоит читать. Особенно в изложении Аксельссон.

02.09.2015 в 18:09

31.08.2015 в 21:16

Есть в мире песочные реки? Не знаю, да и узнавать сейчас не хочется. Но песочная река ярко представилась мне, когда я начала читать историю Иосифа и прочих родоначальников колен израильских.

Впрочем, история начинается не с них и в частности поэтому моя река – река из песка: она гораздо теплее, весомее и медлительнее воды. Медлительный – именно таков рассказ Манна, особенно вначале, такой же завораживающий как искрящийся на солнце поток песчинок: можно рассмотреть, неторопливо, с возможностью вернуться к привлекшей «волне», счастливо утонуть в прекрасной этой реке, чудесном повествовании.

Кто еще не написал о колодцах, которых так много в книге? О колодцах как символах перерождения? А сама книга – разве не колодец? Разве не в колодезную глубь опустил нас дотошный немец? В глубь, из которой выныриваешь обновленным, перерожденным?

Да полно ли, нас ли – циничных, злоехидных перерождать книгой, написанной почти сто, хотя меньше чем сто, но в духе книги будет сказать – сто, так вот: написанной сто лет назад, рассказывающей историю, произошедшую примерно этак во втором тысячелетии до нашей эры? Что тут может быть о нас и для нас?

Оказывается, многое. Почти все. Нет, мы не живем в волосяных домах и не пасем скот отцов своих. Нет, надежда на благословение и рядом не стоит с надеждой на материальное наследство. Но произведение Манна вышло за рамки времени. Оно современно пока человечество не перешло на какой-нибудь иной уровень мышления и чувствования.

Оно оказалось удивительно созвучным тому, что происходит в мире сейчас. Начиная от ненависти братьев к отцовскому любимчику, который делает все, чтобы разжечь эту ненависть в огонь, который пожрет его самого; поведения отца, который показывает себя в этом деле далеко не лучшим образом; вине, порожденной поступками. Заканчивая политикой, ролью религии в жизни государства, поисками Бога.

Есть ли смысл пересказывать библейский сюжет об Иосифе Прекрасном и его братьях? Думаю нет, возможно, лучше повториться, рассказав о том, что история, рассказанная пером Манна, начинается задолго до рождения героя, чье имя вынесено в заглавие. Начинается с историй Авраама, Исаака, Исава и Иакова. С историй Ревекки, Рахили и Лии.

И только потом появляется Иосиф – стоит ли описывать его и его характер? Думаю, что тоже нет. Достаточно сказать, что ангельским он не был. Но это – одно из главного и в этом один из смыслов.

Все истории этой Истории, берущие за душу истории, не о праведниках, а об искателях. Плуты и обманщики оказываются благословенными. Благословенный избран (или обречен) идти особым путем - духовным, ему должны быть присущи «незнание покоя, пытливость, настороженность искателя, радение о боге, горькое, полное сомнений раздумье об истинном и праведном, о началах и концах, о собственном имени, о собственной сущности, о подлинной воле всевышнего».

Грех не мешает идти по этому пути, скорее наоборот.

«Ад существует для чистых; это закон нравственного мира. Ведь ад существует для грешников, а погрешить можно только против своей чистоты. Будучи скотом, нельзя совершить грех и получить хоть какое-то представленье об аде. Так уж устроено, и ад населен, несомненно, лишь самыми лучшими людьми, что, конечно, несправедливо, но что значит наша справедливость!»

Так и с благословенными: безгрешному скоту не пройти по пути благословения, нет у него в душе ни искры, ни беспокойства, ему хорошо там, где он есть.

Что же все-таки Иосиф? Ведь известно, что благословенным он на момент историй с ямой и колодцем, женой Потифара и возвышением в Египте, не был. Но разве только благословение отцовское дает возможности и ведет по жизни? Нет, благословен Иосиф от Бога, но если посмотрим – благословен на путь светский. Что он делает всю свою жизнь? Обобщает и направляет. Менеджер, т.е., простите, управитель, а в зрелом возрасте еще и «владелец идолопоклоннического прихода».

Так только ли об Иосифе рассказ?

Иосиф – яркий образец, описывая его жизнь Манн творит свою мифологию из древних историй вавилонян, шумеров, египтян, евреев и прочих ведомых и неведомых. Творит, сплетает, перетекает из одной истории в другую, из одного мифа в следующий. Показывает, как все связано в бытии, как нырнув в один колодец (я тоже не обошла их стороной) можно вынырнуть из другого.

Велик мифотворец Манн! Ведь пусть его История не самобытная, а на основе, точнее – на основах, на множестве основ, он в итоге сотворил прекрасное полотно, переливающееся, играющее красками, с множеством мотивов и переходов, связанных в одно чудесное целое. (Нет, я не говорю, что туда ничего нельзя прибавить и нельзя ничего убавить, я знаю, что слишком мало для этого знаю).

Эти множественные основы приводят иной раз почти в отчаяние, когда мучительно думаешь: откуда мотив, во что он выливается, где находится его исток? Почти до слез: не знаю, не угадываю. Тут остается только вздохнуть поглубже и смириться с тем, что всего до «Иосифа…» не прочитаешь: забудется, отложится, не дойдет никогда. И только поблагодаришь Манна за то, что он дал узнать всю многообразную похожесть человеческих историй.

Плуты и грешники в человеческой истории. Слабые и великие. Не нравятся порой? А то ж! Иаков – частенько. Рахиль – пореже. Иосиф – о, вот золотой мальчик, самодовольный, ослепленный ощущением собственной значимости, наступающий на одни и те же грабли. Но я уже писала, что жизнь Иосифа – воплощение истории цикличностей, повторений, взлетов и падений, в конце концов, истории роста и обретения мудрости и… чувства юмора.

Да-да. Юмора. Бог у Манна – веселый чувак и он мне даже, пожалуй, немного нравится в таком качестве. Ну, сложно мне не порадоваться такому божественному пассажу, в котором смешались юмор и ирония:

«бог поцеловал кончики своих пальцев и, к тайной досаде ангелов, воскликнул: «Просто невероятно, до чего основательно эта персть земная меня познает! Кажется, я начинаю делать себе имя с ее помощью? Право, помажу ее!»».

С одной стороны – все божественные многоходовки – слезы и горе для многих. Ну, вот братья Иосифа: они должны были бросить его в яму, но им от этого что, было легче? Они несли свой грех больше 20 лет, страдая, мучаясь, живя под подозрением отца. Или жена Потифара: она так же должна была обвинить Иосифа, чтобы у того начался новый цикл перерождения. Каково было ей?

Нет, боженька с юмором, но таки старик недобрый, пристрастный, со своими любимчиками. Но так и мы по образу и подобию: «человек был порождением любопытства Бога к Себе Самому», так что в итоге «именно создание, всех более, если угодно, походившее на создателя, принесло с собой зло». В общем, яблоко от яблони, как говорится.

Но с другой стороны, если бы люди не страдали, не ошибались, не грешили и не росли над собой, чтобы было? Тогда можно было бы и яблоко первой паре не подсовывать – жили бы себе и дальше два бездумных существа в райских кущах и горя не знали, вообще ничего бы не знали. И божественного чувства юмора тоже. Правда, в книге лучше всего понимает этот юмор сам Иосиф:

«Да и вообще вся эта история, Май, уже записана в книге бога, и мы вместе будем читать ее со смехом и со слезами».

И главное не то, что «и со слезами», а то, что вообще есть смех и то, что он - на первом месте.

Удивитесь, если я скажу, что в «Иосифе...» еще и о зарождении монотеистической религии (тут, кстати или некстати, Манн «подселил» в историю Эхнатона, чем здорово меня запутал)? И обоснование существования единого бога тоже замечательное: возвышающее, возвеличивающее человека:

«Ведь праотцу вольно было сказать себе: «Чего еще требовать от меня, а во мне — от человека! Довольно того, что я буду служить какому-нибудь эленку, идолу или божку, это не имеет значения». Так ему было бы удобнее. А он сказал: «Я, Аврам, а во мне человек, вправе служить исключительно Всевышнему».».

И мне нравится, что человек в этом союзе, хоть и не называется равнозначным партнером бога, но близок к этому, в союзе с богом «совершенствуются и освящаются друг в друге» оба.

Читать Иосифа нужно не единожды: и за два прочтения не охватишь всего. В первый раз чувствуешь только, что есть смыслы, которые ускользают от внимания, прячутся за тем, что ближе восприятию, тем, что волнует, радует, возмущает, или просто теряешься в красивом, но сложном тексте, так что потом приходится возвращаться.

Мне еще очень многое хочется сказать и послушать об «Иосифе и его братьях», например, о разных именах одних и тех же людей и значении этой множественности имен, или о взаимосвязи всего в мире, как она описана в книге, но я буду удивлена уже тем, что кто-то дочитал до этого места. Спасибо вам, отважные и терпеливые!

На этом и закончу.

24.08.2015 в 15:23