05.06.2018 в 21:17

Посмотрела недавно "Красавицу для чудовища". С одной стороны - голову бы открутить тому, кто там трансформировал название фильма, с другой - есть в этом нечто от сюжета, который, в угоду феминистской направленности фильма, несколько отклонился от реальных биографий как Мэри, так и Перси Шелли. Конечно, в фильм не втиснешь всё, а авторы в первую очередь старались передать то, как Мэри пришла к написанию своего шедевра, ее жизненный путь, духовный опыт, с другой - то, какая она сильная: добиться признания как автор, увидеть свое имя на обложке - мне сейчас трудно понять чего это стоило. И чтобы передать это авторы фильма конечно сгущают краски и нагнетают обстановку.

При этом некоторые эпизоды не подтверждают "генеральную линию партии". Так, Мэри говорит своей недалекой сестре Клэр, что мужчины им не нужны. Мэри возможно (хотя помним, она после смерти Шелли так и не вышла замуж, растила сына, дружила с Байроном и хранила до конца дней своих сердце Перси при себе). Так вот, Мэри могла выжить и сама. Клэр — нет, забеременев, она возвращается в дом отца, ребенка содержит его отец (причем девочку отдают в интернат).
читать дальше
Но самый большой недостаток фильма это образ Перси Шелли. Из фильма вырезано всё то, что сделало ведущим поэтом, знаменитым человеком, в конце концов — всё то, за что его полюбила Мэри. В фильме это пустой гуляка, живущий в счет будущего наследства. И вот это изображение Перси в роли только «чудовища» выглядит сработанным на публику, которая, если бы увидела, что с началом жизни с Перси Мэри много читает, и не готических романов, а серьезную литературу, что они в одном блокноте записывают свои литературные идеи. Скорее всего без Перси Мэри бы не состоялась как автор, но его вклад во «Франкенштейна» далеко не только страдания, которые перенесла Мэри из-за их образа жизни. Что я хочу сказать: женщина может быть сильной рядом с гулякой-мужем. Но женщина, которая смогла сделать то, что Мэри будучи женой умного мужчины, признанного поэта — гораздо более сильная. И я была бы рада, если бы мне показали именно такую Мэри, рядом с более живым Перси.

Да. И последняя мизансцена. Мелодрама чистой воды. Нелепа, неуместна и портит впечатление.

Что же понравилось? Атмосфера, прекрасно показанное (и сыгранное) эмоциональное состояние. Рост героини, который происходит как бы исподволь. И конечно же тот самый феминистский дискурс фильма, в жертву которому принесли понемножку и от «красавицы», и от «чудовища».

В иностранных фильмах я обычно обращаю внимание на перевод названия. Скажем, сериал «Lost» в нашем прокате называется «Остаться в живых». Может это и неплохо, но авторы названием что-то хотели сказать! «Киноманию» автор назвал «Фликер». Фликер, как заботливо подсказывает сноска – это субъективное восприятие человеком колебаний искусственного освещения, а на сленге– кинофильм. В книге же фликер – это мерцание света: черное-белое; картинка-пустота. Дуализм света и тьмы. На этом дуализме и строится сюжет. Или может не строится? Эта книга – очень хитрая поделка. Как один из ее персонажей прячет фильм в фильме, так Рошак прячет истории в истории. Жаль, неизвестно: многое ли из того, что есть во «Фликере»-«Киномании» ускользнуло от моего взора? читать дальше
«Киномания» складывается из истории о простоватом парне Джонатане Гейтсе, оказавшимся по уши в кинофильмах, и посвятившем жизнь исследованию творчества забытого немецкого режиссера Макса Касла; Макса Касла, чья биография раскрывается по мере того, как Джонни проводит свое исследование; альбигойцев, в религию которых необходимо погрузиться, если хочешь понять, что хотел донести до мира Касл; и… нет, говорить «историю кино» - слишком претенциозно, скажу так: многое из истории о становлении кино, отношении к нему, о самых крутых и самых ужасных режиссерах, фильмах и актерах (преимущественно американских).
Всё начинается с прихода Джонатана Гейтса в кино: и как в искусство, и в прямом смысле - в андерграундный кинотеатр «Классик», что дало ему возможность начать отношения с Клариссой Свон (Клэр), которая становится его кино-ментором. Неофит-Джонни, болван и неуч, обладает хорошей памятью и умеет подстраиваться под Клэр, поэтому многое запоминает, нарабатывает базу, но сам не умеет ни искать информацию, ни обобщать ее, ни делать выводы. Даже его бакалаврскую диссертацию пишет по сути Клэр.
А диссертация конечно о фильмах Макса Касла. Начавший работать в 20-е годы в Германии, впоследствии режиссер перебирается в Штаты. Найденный фильм немецкого периода «Иуда в каждом из нас» не оставляет равнодушными ни Клэр, ни Джонни. Но если Клэр считает, что фильм снят прекрасно, но его (как потом она будет говорить и обо всем творческом наследии Касла) лучше сжечь, то Джонни чувствует, что в отличие от Клэр он (впервые) увидел в фильме нечто, недоступное ее пониманию. Проник глубже в его сущность, хотя сам не понимает, что же он там ощутил-нащупал.
Если говорить словами персонажей книги, то просмотр касловского «Иуды» оставляет ощущение внутренней нечистоты, в духовном, практически экзистенциальном понимании. Некоей нечестивости, которая, как следует из названия, живет в каждом из нас. В этих же эпизодах звучит впервые фраза о том, что это фильм, который способен навсегда отвадить от секса.
Американские фильмы Касла – это большей частью низкопробные ужастики о вампирах, зомби и прочей нечести, призванные пугать (хотя какое там пугалово в фильмах, выхолощенных цензурой того времени?), но они оставляют поистине жуткое, гнетущее впечатление, так, глядя пустой фильм «Удар Потрошителя», герои сидят «втянув шею и обхватив себя руками», им зябко: Касл наводнил фильм туманом, сделав фильм «исследованием тумана средствами кино», кажется, что «туман просачивается сквозь материю экрана, пронизывает воздух в зале, оставляет липкий налет на коже … в нем чувствовалось что-то угрожающее … зловещее. Он был отравлен жаждой крови».
Недогадливость Джонотана, его неспешность в исследованиях, заставляют задуматься о роли судьбы в этой книге. Так, практически всю информацию для своей работы Джон получает случайно или благодаря Клэр. Например: в «Классик» заехал на просмотр карлик по фамилии Липски. Клэр поняла, что это легендарный оператор Зип Липски, благодаря ей герои получили возможность посмотреть коллекцию полных, без купюр, фильмов Касла, обогатились обрывочными сведениями о нем, о сиротках бури, узнали термин «фликер», увидели саллиранд: прибор, позволяющий видеть скрытое. И за последующие примерно 15 лет Джон ни разу ни к кому не обратился с вопросом, можно ли воссоздать такой прибор? А ведь он не затворник. В общем, автору нужен податливый, подверженный влиянию из вне и при этом не слишком умный главный герой.
Исследования и судьба приводят Джона к необходимости изучения катаров, одним из которых был и Касл. Джон узнает, что катарские приюты «Сиротки бури» растили работников для кино с определенными целями, что фишки, которые использовал Касл, применяли и другие сироты, что их деятельность продолжается и по сей день. А главное – он начинает понимать, что то туманное ощущение, что в касловских фильмах нечто большее, чем желание вызвать страх – это не ошибка. Истинная цель этого кино продиктована верностью церкви альбигойцев, ее Плану, и пусть Касла считают отступником, это все от непонимания приземленными служителями культа человека-творца, гения, который даже священные символы использует как метафоры и продвигает главную идею своей церкви в массы. Так, постепенно исследование творчества Касла подводит главного героя к грандиозному катарскому замыслу относительно рода человеческого.
Одновременно автор заставляет Джона стать свидетелем процесса превращения «элитарного искусства под названием «кинематограф» в народное искусство кино». Процесс упрощения фильмов, ориентации кино на молодежную аудиторию, с одновременным ослаблением цензуры, когда становится возможным показывать секс, насилие, пошлость, грязь. Поневоле вспоминается "Смерть за стеклом" Бена Элтона: "От Гомера до "Любопытного Тома" всего два с половиной тысячелетия. Славный путь, вы согласны?" Но автор показывает эту деградацию и кинематографа и зрителя не просто так, это не просто сожаление об ушедшей эпохе умных фильмов и умного зрителя, это необходимая часть сюжета, органично и жестко вписанная в сюжет.
Посредством изысканий Джонотана Рошак доносит до читателя идею о бездетности, ибо рожать деток - «кормить дьявола». Идею о «тенденции уменьшения объема внимания» у капиталистической части общества, которое в итоге приведет ее в итоге к вырождению, после чего власть перейдет к пролетариату. Показывает гениального режиссера-ребенка (конечно же сиротку бури), который, снимая в новых, безцензурных условиях, не прячет как Касл свои послания, а напрямую сообщает обществу какое оно мерзкое, зажравшееся, тупеющее и не заслуживающее жизни.
И все эти рассказы, встречи, фильмы, люди не просто так, не для красного словца, не оборванные сюжетные ходы, а части целого, складывающиеся в единый рисунок. И вот это сплетение линий, отсутствие обрывов, связывание в единое полотно совершенно разных людей, не просто безмерно радует. В какой-то момент начинаешь каждую встречу Джонни, разговор, фильм считать кусочком пазла и искать ему место в общей картине, размышлять и оценивать, что хочется делать далеко не во всякой и чисто детективной истории.
В итоге нас приводят к грандиозному заговору рассчитанному на несчетное количество лет. Ставке на кино, сделанной еще в средневековье, в надежде, что именно движущиеся картинки когда-нибудь смогут влиять на умы человечества, внедряться в сознание, программировать людей. И эта теория заговора подана так, что ее кушаешь и облизываешься, веришь практически безоговорочно. И только то, что сама я смотрю кино одним глазом, под вышивку или вязание, не давало мне окончательно провалиться в мир книги и поверить в этот комплот.
Автор великолепен. Смешать детектив, множество сведений по истории кино, катарской церкви (или ереси, это уж кому как нравится), великолепный заговор во спасение человечества, свести разные исследования героев книги и старания катаров к внедрению нежелания жить (и желания размножаться), «твиттеризации мышления» (еще до создания Twitter'а), деградации человечества так, что в это веришь, и при этом не налажать, не передержать, сделать практически идеальную историю – это надо уметь. «Почти» потому, что вкусы у всех таки разные. Кому-то не понравится сама идея, кому-то темп книги (который то залихватски бросается в галоп, то тащится как древний мерин, что на мой взгляд оправдано извивами повествования), кого-то не устроит что-то еще. Что касается меня, то я была захвачена более чем, страдая только от нехватки времени, чтобы параллельно чтению смотреть те фильмы, которые в книге упоминаются как.
Книга населена противоречивыми, настоящими, живыми персонажами, о судьбах которых переживаешь, которым сочувствуешь и на которых злишься.
И еще. Только лежащее уж совсем на поверхности (глубокие изыски – это не ко мне, увы), в начале и в конце: 1) Джонотан упоминает, что родился под «Унесенных ветром», цитатой из этого фильма и заканчивается его рассказ; 2) увлекся кинематографом Джонатан из-за сексуальных фантазий, под воздействием кино практически стал импотентом; 3) в начале автор упоминает Платона, который «имел ввиду что-то вроде кино, когда приводил свою знаменитую аллегорию с пещерой»: весь мир – темный зрительный зал, а люди – зрители, завороженно наблюдают «за шествием теней по стене пещеры», почти двадцатилетние исследования Джонни приводят его не то что к средневековому кино, а к флип-артам – примитивной мультипликации манихейцев, предпоследняя глава книги называется «Студия «Каменный век»» и в конце своего рассказа Джонотан смотрит кино именно в пещере.
По мне, дать в самом начале читателю подсказки-крючочки-зацепочки, о которых он на протяжении почти девятисот страниц книги благополучно может (должен?) забыть и так обыграть их приближаясь к финалу – это просто гениально.
Так почему же «Фликер» и что под ним подразумевает автор? Вряд ли физическое свойство глаза. Вероятно – сам фильм, ведь всю эту историю можно, да что там(!) практически видишь как многочасовой захватывающий фильм (почему-то с Джонни Деппом времен «Тайного окна» в роли Джонни Гейтса). Да и морочит нам головы, затягивая в себя, занимая наши головы, непосредственно фильм. Или все-таки изобретенное самим автором значение термина как мерцания, дуализма света и тени, видимого и невидимого изображения, которое и превращает фильм в зрительный аналог дудочки Крысолова?
Решайте сами. Но «Киномания» книге на мой взгляд решительно не подходит. Она заслуживает авторского, отражающего ее сущность названия.

Предуведомление, вызванное тем, что автор значения слов не объясняет, дабы будущие читатели, кои ознакомятся с этим отзывом, были подготовлены:
юрак - ненец;
пальма (палма) - оружие, по сути нож на длинной палке;
ярта -внутренности животного;
ровдуга - замша, исходя из условий жизни - из оленьей шкуры;
птица Карс - в мифологии северных племен страшная птица, но может и помогать героям ("Вот как описывает ее С.Патканов ... гигантской величины птица с человекоподобной головой и большим клювом; позади рук, снабженных длинными и острыми когтями, вырастают два мощных крыла; ... В сказаниях манси Карс выступает иногда как чудовище, разрушающее дома и селения, или, напротив, оказывающее помощь герою. ... «...между лопатками ко мне садись... — Взлетел. Несет. К Ледовитому морю прилетели. Опустились» (из преданий манси, записанных В.Н.Чернецовым).
аргыш - олений обоз, соответственно "аргышить" - кочевать;
отказ - слово не опознано, но явно какое-то оружие (спасибо тому, кто скажет мне, что же это такое).

"Мэбэт" захватывает с самого начала: он по духу настолько фольклористичен, что не хочется отрываться: просто пьешь этот текст, такой он родной и знакомый: это язык былин, эпосов и сказаний (тут, наверное, надо сказать, что я родилась в республике Коми, и северные сказки были со мной с самого раннего детства, хоть и пугали так, как ничто другое в мире книг и фильмов еще не пугало). Впрочем, главный герой отрезвляет: он мне не понравился с первых же страниц. Хотя, если исходить из книги, то это просто зависть слабого к сильному.
Мэбэт необычный человек тайги или тундры, он родился в небогатой семье, его отца никто не помнит, но Мэбэт всему учится очень рано и быстро, он удачлив в охоте, не нуждается в других людях, презирает законы и людей и богов, невзгоды, болезни обходят его стороной. Да еще и внешность необычная - светлоглазый и светловолосый. Как тут не заподозрить кого-то из высших в такой прекрасной судьбе? Вот и прилипает к Мэбэту прозвище "любимец богов". Впрочем, сам Мэбэт за все свои удачи благодарит только себя, а о том, почему он здоров, удачлив, а моры обходят его становище он и не задумывается.
К людям Мэбэт относится... старается никак не Вот он помогает парням красть невест, но не из хорошего отношения к бедным женихам, а только потому, что сам процесс кражи его забавляет. Надоест - и он бросит. Он даже не задумывается о том, почему люди изобрели законы, например, увидев лучшую дичь, бросает подранка, бьет беременных самок. И на все у него одна правда: я сильный, я могу - вот мой закон.
Может показаться, что близким Мэбэта с ним живется хорошо (а из близких у него одна жена и единственный выживший ребенок - сын), формально - да. Самое доступное развлечение северных мужчин - бить жену, любимец божий свою не ударил ни разу, но обнимал лишь когда нужно было ее успокоить. В общем, обращался как рачительных хозяин с нужной вещью: специально не ломал, когда требовалась проводил ТО и не более. С одной стороны - жене с таким мужем (да еще богатым, никогда не возвращавшимся с охоты без добычи) жить хорошо. С другой... каково жить с человеком, который тебя за человека не считает и этого даже не скрывает? Мое мнение современной женщины в этом вопросе совсем ничего не значит, потому что все другое, по-мне, так вообще лучше одной жить, если выбор между тем, кто бьет или тем, кто считает тебя вещью. С позиции же женщины-ненки былинных времен - бьет может даже и лучше - все-таки обращает внимание, признает за живого человека.

Через какое-то время начинаешь понимать, что любимец божий живет конечно счастливо, но он недалеко ушел от какого-нибудь местного дурака, который счастлив тем, что не видит ничего дальше собственного носа. У Мэбэта нет глубоких чувств, он как инвалид, с отрезанной частью души, которая отвечает за волнение, привязанности, дружбу. Он самодостаточен настолько, насколько это может быть. Счастлив сам собою. Хотя даже слово "счастлив" довольно условное определение. Скорее он безмятежен. Нет, приступы раздражения, гнева у него бывают, но они редки, быстро проходят и герой их забывает.
Так все идет, пока у Мэбэта не рождается похожий не него внук - Светлоглазый Сэвсэр. Мальчик рано осиротел, а Мэбэту пришло время умирать. А без мужчин женщинам и ребенку грозит или смерть, или жизнь в чужих чумах из милости. И первый раз в жизни Мэбэту становится не все равно. Сэвсэр - ребенок об которого "сломалось его сердце". И вот, в надежде получить годы жизни, необходимые чтобы вырастить внука, Мэбэт отправляется к богине-Матери. От нее он узнает причину и цену своего непреходящего везения. И, добывая несколько лет жизни, которые ему придется прожить уже простым человеком, оказывается на Тропе Грома. Ему предстоит пережить боль, страдание, стыд, раскаяние, увидеть силу и благородство других людей, в первый раз в жизни потолковать по душам, узнать цену себе, другим людям и богам. На этой тропе он будет становиться человеком.

Повествование, начавшееся как пусть не очень веселая, но таки сказка о везунчике, превращается во второй (условно) части в философское повествование. Кто мы, как мы живем, наша ли воля или воля богов движет нашими жизнями, есть ли выход из этой жизни, страдание ли удел людей и есть ли у нас надежда на лучшую долю.

Так повествование о замкнутом социуме: мир книги - это исключительно мир людей тайги и тундры, - с треском ломает этнологические границы и превращается в рассказ об общечеловеческих проблемах, страхах и надеждах. И зачитываешься уже не потому, что фольклорные мотивы, заговоры, галлюциногенные грибы, или лаконичный, но сочный язык персонажей, а потому что уже понимаешь: каждая встреча Мэбэта с очередным представителем мира духов - это встреча с собой. Со своими родными или незнакомыми "тараканами". Взгляд в себя. Да какой взгляд! Довольно-таки подробное копошение и препарирование.
И конец книги одновременно ожидаемый (потому что иного и быть не могло!) и внезапный (потому что не в традиции современного общества героев и супер-героев).

Резюме: книгу можно посчитать декоративной безделкой, в которой ничего нового, можно увидеть значимые для всех проблемы, трагизм, вырастающие из, казалось бы, простого жизненного пути героя. Лично я вижу в ней прекрасное сочетание формы и содержания. Тот самый случай, когда хочется сказать спасибо судьям Долгой прогулки за такое расширение моих горизонтов.

"Спаси нас, Боже, от ораторов с потоками словес и ничтожным смыслом"
Б. Франклин

"Вся беда литературы в том, что в ней слишком много смысла"
О. Хаксли "Гений и богиня"

Можно сказать, что это добротная сборная солянка, хорошая, такая, наваристая, со множеством ингредиентов. Тут тебе и путешествия во времени (или в различные ветки параллельных вселенных?), и бессмертие, и татаро-монголы, и мечта об Азии на всем материке, и Энштейн с Минковским, Сюняевым и Зельдовичем, и шалавистая красавица, и умница, но не такая уж красавица, политика, тайны, погоня за артефактом, конец света и сам ВВП.
При этом, периодически я грустно смотрела сколько осталось до конца книги, и вопрошала автора: "Ну и чо?" Вот к чему все это? Что нового, ладно, пусть не нового, но вот что в этом интересного, захватывающего? Даже форма не нова. Всё это уже было, пусть не в одной книге, но назвать эту книгу прорывом, чем-то новаторским, язык не поворачивается. Да, постмодерн, но обычный постмодерн.

Автор пересказывает дневник некоего Олоницына, который оказался сопричастен истории Неинерциального Наблюдателя Алеши Агофонкина.
Агофонкин путешествует во времени, которое описано в книге как навсегда определенная Лента Событий. Путешествует по собственной прихоти, а еще по заданиям: передает и получает от людей различные предметы по поручению неизвестного В.
Определив 4 координаты: три наши привычные - декартовы плюс время События, Алеша может попасть в желаемое Событие. Правда, только в прошлое, потому что для движения ему нужны Носители: люди, через которых он, касаясь их, к этому Событию движется. Этакая теория n-ного количества рукопожатий. И всего одно правило: не говорить людям об их будущем. В общем, совершеннейшая лафа, особливо когда ты (как наш герой) бессмертный.
Однажды с Алешей случается страшное: он попадает в Задвоение - этакий аппендикс События, никуда не ведущий, в котором Агофонкин может заблудиться навсегда, мало того, он еще и теряет предмет, который должен отдать представителю таинственного В. А этого, как говорил ему его папа-мама Митек, делать вообще нельзя. И тут с Алешей начинает твориться история, которая собственно и описана в книге: в поисках юлы он мечется в пространстве-времени, встречается с разными людьми и нечеловеческими сущностями, проваливается в безвременье, но все это как-то настолько занудно, что.... "Боже, когда же закончится эта книжка?!" (мои мысли во время чтения).
Основных претензий к книге две: как может чувак, путешествующий во времени считать, что все События предопределены и он ничего не меняет? Помилуйте, тогда в чем суть его работы вообще? Вот шпаненку Вовцу Путину он носит письма от самого нашего царя-батюшки ВВП. Письма, заметьте, с советами как жить и что делать. И ни разу, ни разу, ёжкин кот, не думает, а зачем это наш почти бессменный лидер сам себе пишет. И что, автор думает, что читатель такой же балбес как и его герой? Это первая. Вторая: главный герой врет. Нет, врет автор, но мыслями героя. А когда герой сам думает: "с чего завертелась такая фигня, я ж не косячил!" Как-то сложно предположить, что он так сам себя успокаивает. Типа, если бы этот вопрос вообще не затрагивался читатель сразу бы догадался отчего вся катавасия?
Многочисленные отсылки не только к "физикам", но и "лирикам" тем более многочисленны, чем больше читательский опыт читателя. Впрочем, и тут автор повторяется. Одной аллюзии к шекспировскому вопросу о том, что актер Гекубе, да что она ему, я насчитала три штуки, причем две - в пределах одной страницы.

Гог и Магог с первых строк их появления настолько похожи на Фагота-Бегемота и Азазелло, что просто удивляешься: для чего настолько прямо списывать у Михаил Афанасьича. Да-да, эти двое "Мастера и Маргариту" практически цитируют. Эта парочка добавляет книге колорита, но читать про их злодейства противненько.
Истории некоторых персонажей оборваны, что с ними стало? Только Бог ведает. С некоторыми непонятно: почему произошли именно такие метаморфозы, как они очутились там и с тем, где и с чем очутились. Исходя из чего, многосущностное, но единое божество раздает наказания - кроме как своего хотения - непонятно.

Самое, пожалуй, приятное в книге - это "цитирование" дневника Олоницына. От него веет такой неспешностью бытия, которую просто чувствуешь.

Но в целом, не спасают сей опус ни Чингисхан, ни любовные приключения, ни такие заманчивые путешествия во времени (или все-таки в параллельные Вселенные?).
В общем, как пишет сам автор: "галиматья высоких рассуждений".

Люд прячутся друг от друга за ширмами, экранами, жалюзи, широкими рукавами платьев, безукоризненными строчками стихов, этикетом и вежливостью.

Люди прячутся от себя, от своих боли, печали и страдания, жертвуя во избавление от этого радостю, счастьем и смехом.

Люди прячутся от жизни или ищут жизни, но не умея, не зная как это: жить, - все равно страдают, а порою даже сходят с ума.

Любовь бессильна, если нет мужества и решимости быть искренним. Жизни нет, если ты прячешься от себя и все твое нежизненное существование - лишь движение от одного до другого правила, безцельное, бессмысленное.

Как в самом стилистически безукоризненном стихотворении должна быть страсть, иначе это просто красивая безделушка, так и в жизни должно быть чувство, сила, иначе жизни нет.

Небезупречные, мятущиеся герои книги решают, что важнее: вежливость и безупречность, скрывающие живого человека, или открытость, которая высветит не только приятные черты, но и недостатки, тень, или свет, решимость принимать решения, или следование чужой воле и правилам.

Кто-то бежит за жизнью в магию, кто-то боится магии как огня. Но так или иначе, тем или иным путем все приходят к осознанию того, жить стоит. А уж что такое жизнь: следование традициям и правилам; уход в монастырь в надежде просветления; сумашествие; любовь; познание самого себя; иллюзия - каждый выберет сам и, возможно, именно этот выбор и есть жизнь.

Вот то ли ржать, то ли жалеть человека, то ли все вместе. И ведь реально это искренне было.